Ночь Багровый и белый отброшен и скомкан, в зеленый бросали горстями дукаты, а черным ладоням сбежавшихся окон раздали горящие желтые карты. Бульварам и площади было не странно увидеть на зданиях синие тоги. И раньше бегущим, как желтые раны, огни обручали браслетами ноги. Толпа - пестрошерстая быстрая кошка - плыла, изгибаясь, дверями влекома; каждый хотел протащить хоть немножко громаду из смеха отлитого кома. Я, чувствуя платья зовущие лапы, в глаза им улыбку протиснул, пугая ударами в жесть, хохотали арапы, над лбом расцветивши крыло попугая. Примечание Ночь. Впервые - альм. "Пощечина общественному вкусу", М.. 1912. В автобиографическом очерке "Я сам" Маяковский говорит об этом стихотворении: "первое профессиональное, печатаемое". Стихотворение отличается сильными, порой неожиданными образами: "багровый и белый отброшен и скомкан" - наступление ночи - быстрая смена красок заката; "дукаты" - огни фонарей; "горящие желтые карты" - освещенные окна домов. В стихотворении "Ночь" дан развернутый образ города-игрока. Даже "черным ладоням" - оконным стеклам - "раздали горящие желтые карты". Вечерний город, открывающий "толпе" двери увеселительных заведений - это ночное видение, которое рассеивается поутру, и перед глазами вновь предстает обычная "карта будня". По свидетельству С. Д. Долинского, издателя альманаха "Пощечина общественному вкусу", в котором были опубликованы два "профессиональных, печатаемых" стихотворения - "Ночь" и "Утро", Маяковский летом 1912 года написал несколько стихотворений, которые вскоре были им уничтожены. По собственному признанию поэта ("Я сам") и воспоминаниям его знакомых, осенью 1912 года он неоднократно читал свои стихи. По прошествии ряда лет поэт, имея в виду сложность художественной формы, отмечал, что его ранние стихи "наиболее запутанные, и они чаще всего вызывали разговоры о том, что они непонятны". Поэтому во всех дальнейших вещах вопрос о понятности уже встал передо мной самим, и я старался делать вещи уже так, чтобы они доходили до возможно большего количества слушателей" (Выступление в Доме комсомола Красной Пресни 25 марта 1930 года).